СМЕРТЬ

Выступает как образ изменения наличного состояния бытия, преобразования форм и процессов, а также освобождения от чего-либо. Смерть в символической традиции соотносится с луной, умирающей и возрождающейся; с ночью, сном (в греческой мифологии Танатос предстает как дитя Никты, ночи, и брат Гипноса, сна); со стихией земли, приемлющей в себя все сущее; со свойством невидимости (аид — безвидный); с белым, черным и зеленым цветами. В различных мифологиях смерть описывается как результат грехопадения первопредков, как наказание человечеству. Широко известная аллегория смерти изображает ее в виде старухи или скелета с косой, однако именно последняя задает возможность выхода из одностороннего понимания смерти как конца жизни: скошенная трава вновь разрастается еще пышнее, срезанный колос уродится множеством новых.
Чтобы жить, человек должен убивать, и осознание это вызвало появление особой системы религиозно-мифологических представлений, в которой смерть выступает необходимым атрибутом жизни. Особенно четко эта идея оформляется в рамках комплекса смерть — плодородие — жизнь. Смерть участвует в процессе постоянного возрождения природы: погребение — это посев, преисподняя — чрево земли, бог загробного мира — хранитель и повелитель богатств земли (таков Аид, дающий Персефоне гранат — символ процветания и плодородия), В европейских языках имя божества подземного мира обозначается словом, указывающим на богатство; божество мертвых традиционно представлялось обладателем несметных сокровищ. Греческий бог богатства Плутос, изначально связывавшийся с Персефоной и Деметрой, был отождествлен с Плутоном, то есть Аидом, богом царства мертвых; имя римского бога подземного мира Диспатер означает «Богатый отец». Представления о смерти в большинстве традиций имеют двойственный характер: смерть понимается и как грядущее возрождение.
Возможность воскресения после смерти воплощена в фигуре умирающего и воскресающего бога, встречающейся в различных культурах (Осирис, Таммуз, Адонис). В христианстве подобные представления нашли развитие в концепции искупительной смерти Христа, который «смертью смерть попрал», то есть умер, чтобы воскресли к жизни другие.
В античной культуре возникает понятие «мороса» (греч. moros — доля, судьба, смерть), которое определяет смерть как меру индивидуального существования, как судьбу; в русском языке аналогичную тенденцию передает созвучие слов «смерть» и «смерить». Смерть можно рассматривать как свершение, исполнение судьбы: только закончивший земной путь считается избывшим свой удел (в древнеегипетской «Песне арфиста» умерший обозначается как человек «на своем месте»). В отличие от богов, человек смертен, и именно конечность его существования придает специфику его жизни как законченному целому.
Образ смерти, благодаря своей тесной связи с трансгрессией, активно использовался в мистической традиции, В суфизме понятие смерти выступает как символ отказа от личной индивидуальности и постижения абсолюта. Смерть, сбрасывание внешнего Я, только и означает собственно рождение, обретение духом подлинного бытия: «Избери смерть и разорви покрывало. Но не такую смерть, чтобы сойти в могилу, а смерть, ведущую к духовному обновлению, дабы войти в Свет» (Дж. Руми).
Смерть как выход за пределы посюсторонности не дана человеку в качестве предмета познания:
«Заглянуть за опущенный занавес тьмы
Неспособны бессильные наши умы.
В тот момент, когда с глаз упадает завеса,
В прах бесплотный, в ничто превращаемся мы» (Хайям).
Смерть является пороговой ситуацией, располагается на границах индивидуального существования; она вне классификации. Она выступает как явление, сдерживаемое насильно и опасное, так как может в любой момент вырваться, и потому в различных традициях контакт со смертью воспринимался как осквернение.
Человеку присуще влечение к разрушению и саморазрушению (проявляющееся преимущественно, хотя и не исключительно, в форме войны), его искушает тонкое очарование смерти. Ее присутствие обостряет восприятие жизни: так древние египтяне водружали в пиршественных залах скелет, который должен был напоминать о неизбежности смерти и стимулировать наслаждение радостями сего мира. Олицетворением этого танатического, по выражению Фрейда, стремления являются различные хтонические персонажи, такие, как древнегреческие сирены, арабские джинны, германские валькирии.